- По-моему мы давно нигде не останавливались, - голос музыканта вывел ее из раздумий.
- Только пару часов назад заправлялись, - возразила ему Линда
- Нет, - в глазах его вдруг замерцала искорка веселья, - я имею в виду, что мы давно нигде не останавливались надолго. Представь, - мечтательно произнес он, закатив глаза, - пара-тройка дней – никуда не надо ехать, горячая вода, еда. По вечерам я играю в местном баре или, что-нибудь вроде этого.
- А я и не против, - ответила ему девушка. – Только что-то мне подсказывает, ты ведь не только играть будешь.
- А что, - Гэбриэл изобразил невинную мину, - неторопливая беседа, это то, чего так мало осталось в больших городах, и что следует особенно ценить в этой глубинке.
- И на сколько потом увеличится население больших городов, после этих твоих, «неторопливых бесед» – рассмеялась Линда, - учитывая твои любимые темы?
- На пару тысяч не больше, - вернул ей улыбку Гэбриэл, - ты же знаешь, я слишком не люблю напрягаться, чтобы всерьез заняться организацией массовых исходов.
Она то знала, что почти каждый человек, с которым встречался тот, кто сидел сейчас за рулем, и с которым он говорил больше получаса, оставался в сильном недоумении и смятении, после его слов. Да что тут говорить, она и сама когда-то в полной мере испытала странную магию его слов. Не так то просто придти на концерт потанцевать, а в итоге полностью изменить свою жизнь. С другой стороны, ее это совсем не огорчало.

- Не будешь ли ты так любезна, заглянуть в карту, милая? – Гэбриэл опять ненавязчиво возвращал ее к реальности, - есть тут, поблизости, какие городки?
- А, что? – она помотала головой, пытаясь вернуться обратно в реальный мир.
- С тобой все в порядке, - поинтересовался музыкант, - такое впечатление, что ты где-то далеко отсюда.
- Нет, нет, просто задумалась
- Думаешь «да», говоришь «нет», - улыбнулся ей Гэбриэл, - ладно, копайся, сколько хочешь, в своих воспоминаниях и светлом будущем, - и, остановив машину, полез в бардачок за картой, оставив девушку в смятенных чувствах.
Интересно, как ему удается так угадывать настроение людей. Иногда даже оторопь берет, как представишь, в каких целях можно было бы этот талант использовать, достанься он другому человеку. Этот же, похоже, особенно не задумывается над тем, как он это делает – помогает в беседах с другими людьми и ладно.

- Нашел, через девять миль будет поворот, и повернув там, мы вскоре попадем в милое местечко под названием Мёрси Фоллс. Надеюсь, город этот настолько же изумителен, как и его название.
Продолжая подшучивать над этим названием, он через девять миль повернул направо, и проезжая по холмистой местности двигался в сторону города.
- Интересно, а тут действительно есть водопад? – поинтересовалась Линда, - было бы интересно на него посмотреть
- Согласен, - кивнул Гэбриэл, - надеюсь, что он действительно есть, звуки журчащей воды настраивают на романтический лад, проблемы забываются, все отступает на задний план…
- У тебя что, есть проблемы? – искренне удивилась девушка.
- А у кого их нет, - рассмеялся музыкант, - у меня их всего три, например, я почти счастливый человек.
- Какие это интересно три проблемы.
- Вот, - палец музыканта уперся в его лоб, - вот, - на этот раз он совсем не нежно ткнулся в его грудь, - и вот – Гэбриэл легко коснулся Линды.
- Что это интересно значит, - возмутилась она
- Все предельно просто, - улыбнулся Гэбриэл – в моей голове постоянно рождаются безумные идеи по спасению человечества, мое сердце не прекращает напоминать мне, что я должен стараться их воплотить в жизнь, а ты – ты не только меня не отговариваешь, но, похоже, еще и ненавязчиво подстегиваешь к действиям. Видишь – я почти счастливый человек – ничего серьезного.
- Ничего серьезного, - Линда подавила желание погладить его по голове, - звучит как твой девиз на сегодня.
- Почему бы нет, кстати, заметь, какое милое место мы нашли.

Место действительно казалось милым. Количество улиц в этом городе, похоже, не превышало пяти, двухэтажные дома обрамляли главную улицу, на остальных, они без всякой видимой логики смешивались с одноэтажными постройками, поскольку асфальт кончился еще после поворота, пыль похоже, была здесь таким же привычным спутником жизни как и домашние животные, вольно бегавшие по улицам. Однако, видимо, пыль не производила на жителей угнетающего впечатления, потому что улицы утопали в зелени – тополи, клены и дубы пестрели повсюду зелеными мазками.

***
Синий Понтиак Бонненвилль, проехав по главной улице, остановился у здания, больше всего напоминающего бар, ресторан или что либо еще, что может предложить отдых усталым путешественникам.
Гэбриэл с девушкой зашли внутрь – пожилой мужчина, полирующий столешницы белоснежной тряпкой одним своим видом подтвердил, что они не ошиблись в своем выборе.
- Могу я вам чем-то помочь, - спросил мужчина.
- Да, будьте добры, мне, пожалуйста, двойной виски со льдом, и «маргариту» девушке
- Маргариту? – удивленно спросил бармен
- Хорошо, - улыбнулся Гэбриэл, - тогда девушка…
- Тогда девушка будет пиво, перебила его Линда, - я и сама могу о себе позаботиться
Налив напитки, бармен дружелюбно поинтересовался
- Какие новости, до нас тут мало что доходит.
- Какие могут быть новости? – спросил Гэбриэл, - нас пугают коммунистами, пока наши ребята во Вьетнаме стреляют в их ребят, или наоборот, хиппи протестуют – их ловят и сажают, но ничего не меняется, студенты протестуют – в них стреляют, - и если что и меняется то я бы не сказал, что в лучшую сторону, но если, что вы не слышали – по последним данным новостей мы процветаем, и нет в мире лучшей страны чем наша. В общем, все как обычно – ничего не меняется, а только то лучше, то хуже, и уже и не замечаешь перемен. Скажите – у вас тут часто появляются новые люди?
- Редко, очень редко, - ответил ему бармен, так что новости мы узнаем по радио, в основном, все на виду. Поэтому не удивляйтесь, если вскоре на вас сбежится поглазеть весь город.
- Так это прекрасно, мы бы хотели остановиться здесь на пару дней, я думаю, у вас нечасто бывают концерты.
- Очень нечасто, - ответил старик, - а по поводу дома спросите у мисс Мэдок, - она будет рада новым постояльцам, с тех пор как умер ее муж, ей, бедняжке, совсем не с кем словом перекинуться. И плату я думаю, она возьмет небольшую, только, - бармен замялся
- Что «только»?
- Только вы же, небось, что-нибудь новое играете, модное, рок-н-ролл какой-нибудь.
- Именно, - улыбнулся музыкант.
- Так на вас весь город сбежится,

Вечером, бар, казалось, готов был разорваться в клочья от того количества людей, которые пришли посмотреть на новоприбывших. Создавалось впечатление, что все жители города собрались здесь сегодня. Оливер (так звали пожилого владельца бара, который являлся заодно и барменом) стянул покрывало с рояля, вытащенного по такому случаю из угла в центр зала, и Гэбриэл сел на низкую табуретку. Начал он в своем стиле, не здороваясь, даже подчеркнуто не обращая внимания на зал, ударил по клавишам. Тихий гул, стоявший до этого в зале сразу прекратился. Еще один проход по клавишам. Наступила гробовая тишина. Неожиданно для всех верхний свет погас – вызвав пару охов, гореть остались только лампы стоящие на прислоненных к стенам столах и одна на самом пианино. Она была поставлена так, что освещала исключительно руки Гэбриэла – худые, с длинными чуткими пальцами, лежавшими на пианино. И точно в тот момент, когда зрители начали привыкать к необычности момента и стали намечаться первые робкие попытки обсудить все происходящее тихим шепотом, Гэбриэл начал играть. Для начала он выбрал Джерри Ли Льюиса и его Whole Lotta Shakin’ Going On. Экспрессивная манера игры создателя накладывалась на не менее экспрессивную манеру игры исполнителя, а вместе с необычным освещением все это давало потрясающий эффект. А Гэбриэл в это время, не давая передышки ни себе, ни зрителям, начал играть следующую песню Great Balls Of Fire, за которой последовала Hound Dog опять же Джерри Ли Льюиса. Градус напряжения в зале заметно поднялся, и уже каждый был волей-неволей вовлечен в представление, и в момент наивысшего напряжения, музыкант вдруг стал играть «Игру Воды» Равеля, продолжив ее прелюдией и фугой из его же «Гробницы Куперена», и только лишь публика начала переводить дух закончил свое выступление тремя песнями Литтл Ричарда. После того как прозвучали финальные аккорды, Оливер включил свет, а Гэбриэл встал и, поклонившись, сказал в безмолвствующий зал
- Спасибо за внимание дамы и господа. Я безмерно рад, что сегодня мне выпала честь играть именно вам. По вашим глазам я вижу, что вы глубоко прониклись музыкой. Это не последний мой концерт здесь. Я планирую задержаться на неделю. Так что у нас будет еще много возможностей лицезреть друг-друга.
Еще раз поклонившись, он вышел из бара, ровно в тот момент, когда в нем раздался шквал аплодисментов, крика и свиста.

***
На следующий день с утра, Гэбриэл в баре принимал посетителей. Люди приходили узнать названия песен, поинтересоваться, как можно так здорово играть, просто посидеть рядом. Словом, музыкант успел быстро стать местной знаменитостью.
- Я хотел бы узнать. Я вчера был в баре..
- И что? – ободряюще улыбнулся ему Гэбриэл
- Мне очень понравились четвертая, пятая и шестая песни, очень хотел узнать, что это за рок-н-ролл такой? – спросил его мужчина средних лет, похожий на фермера.
Гэбриэл расхохотался.
- Это не рок-н-ролл, - ответил он, утирая слезы, - это Морис Равель, французский композитор начала XX века и к рок-н-роллу он отношения не имеет. Хотя, он тоже был новатором, и его пытались не замечать, на фоне его популярности в неакадемическом обществе, - вдруг задумался музыкант, - ну, даже не знаю. В общем, это классическая музыка. Запомните – Морис Равель: Игра Воды и Гробница Куперена.

Один молодой человек поднялся из-за соседнего столика и, пошатываясь, подошел к музыканту.
- А можно с вами поговорить на немузыкальные темы?
- Почему бы нет, - ответил ему Гэбриэл, - вас что-то беспокоит
- Вот вы, рок-музыкант, вы часто совершаете странные поступки.
- Вся моя жизнь из них только и состоит, но понятие «странный» очень расплывчато
- Ну, даже не знаю, вот, например, вчера вы играли всякий рок-н-ролл, а потом вдруг взяли и сыграли классику, это странно ведь.
- Ну, нет, - улыбнулся Гэбриэл – это совсем не странно, прекрасное ведь принимает разные формы, вот и в той же музыке, - прекрасен не только один жанр – это я пытался показать, к тому же, это очень интересно, посмотреть на реакцию людей, которые мало что знают о современном искусстве. Между прочим – их реакция гораздо важней того, как отреагируют критики. Ведь то, что сейчас играют – музыка, если не для всех, то для многих, и будь ты сотню раз обласкан профессионалами, ты ничто, если тебя не понимают те, к кому ты обращаешься в первую очередь. Критики ведь не ходят на концерты. Мне их вообще жалко, вместо того чтобы получать удовольствие от прослушивания – они постоянно ищут недостатки. Впрочем, я отвлекся – я, кажется, понял, что вы имели в виду – вы имеете в виду сумасбродные поступки.
- Наверное, я не слишком то искушен в умных словах.
- Ну, тогда, тем более. Лучше расскажите мне вот что – кто-нибудь, когда-нибудь пострадал от ваших сумасбродств?
- Да нет, наверное – просто периодически я делаю что-то совсем не так, как этого ожидают.
- Так это и прекрасно, - Гэбриэл махнул рукой, - и не стоит себя порицать за это
- Правда? – глаза парня так и засветились счастьем.
- Конечно, вот смотри – все вокруг только и делают, что пытаются стать такими как все, выглядеть как все и думать как все. И это у них получается. Чтобы стать успешным, уважаемым, всеми любимым – нужно чтобы в тебе признали своего. А как это сделать?
Конечно же, работать с утра до ночи, утром разворачивать газету и ворчать на новые законы правительства о рабочих, вечером собираться в баре с такими же работягами как ты и смеяться над их незамысловатыми шутками, или же самому шутить, бояться коммунистов, верить рекламе, есть на завтрак кукурузные хлопья. Как думаешь, хорошо это или плохо?
- Сложный вопрос, плохо, наверное…
- Ничуть, на таких как они прочно стоит мир. И никто не сказал, что они не задаются вопросами, зачем устроен мир, почему все идет так, как идет, что нас ждет за последней границей и почему в солнечный весенний день душа поет, а в хмуром ноябре все валится из рук. Они задают себе эти вопросы так же часто, но когда-то они научились не обращать на них особого внимания. И поэтому, они такие уважаемые граждане. Но бывает так, что в свое время, человеку не удалось запихать поглубже всякие абстрактные вопросы. Они хотят все изменить, хотят чего-то нового, неожиданного. Они выбиваются из общего устройства жизни. Их не понимают, или приветливо здороваясь, крутят пальцем у виска за их спиной. Называют психами, сумасбродами, странными малыми. Но подумай, если бы жизнь всегда катилась по накатанной колее – я бы сейчас возможно не сказал бы даже слова «катилась» потому что колесо тоже появилось в результате, чьей то мысли. Человек, выбивающийся из толпы способен посмотреть на нее со стороны и увидеть ее преимущества и недостатки. Это, наверное, главное. То, что он делает что-то не так как все, не означает, что он делает это неправильно. Отнюдь, возможно именно его способ и есть самый правильный. Но чтобы доказать это, надо запастись силами. И доказывают свою правоту все по-разному – кто-то надевает маску шута, потому что так легче говорить правду, кто-то сидит дни и ночи над чертежами, кто-то орет со сцены. Главное, выдержать это испытание. Ведь можно утонуть в бутылке, жалея себя, а можно взять лопату и пойти убивать всех, кто с тобой не согласен. Это не выход, так тебя никто не поймет. В любом бунте смирения гораздо больше, чем в самом смирении – приходится не только смириться с тем, что все очень сложно изменить, но и смиряться с тем, что пока тебя кто-нибудь услышит, ты уже сорвешь связки до хрипоты и, не добившись ничего, перекрикивая толпу, твой тихий шепот вдруг сделает гораздо больше. Просто пойми, ты не ущербен, ты просто другой. Но именно то, что ты другой накладывает на тебя гораздо больше обязательств, чем, если бы ты был «нормальным». А в сумасбродстве ничего плохого нет. Если ты постараешься, чтобы это сумасбродство чему-то служило.
- Спасибо, - парень, казалось, запутался еще больше, чем в тот момент, когда пришел за советом, - я мало что понял, но постараюсь понять. Вы считаете, что я могу что-то изменить в этом мире?
- Ничего я не считаю, я тебя знаю меньше пяти минут. Просто я верю в то, что каждый может что-то серьезно изменить в этом мире, ему только надо указать дорогу.

С тех пор посетителей у музыканта прибавилось, к нему частенько заходили люди, чтобы посоветоваться, поговорить о жизни. На самом деле у него вдруг оказалось не так много свободного времени между этими беседами и вечерними концертами. Но Гэбриэл был только рад, казалось, то чего он не нашел в Лас-Вегасе вдруг неожиданно свалилось ему на голову здесь.
Однако, ему все-таки удавалось выкроить время для прогулок с Линдой. Водопад здесь действительно обнаружился. Небольшая речка текла вниз с невысокого уступа, так что под этим водопадом вполне можно было стоять, что музыкант и девушка частенько и делали, убегая из города, наслаждаясь природой и друг-другом. Иногда Гэбриэл даже говорил, что с удовольствием остался бы здесь на всю оставшуюся жизнь, периодически делая вылазки в мир, на что Линда напоминала ему его рассказ в ту ночь, когда она подобрала его пьяным в пустыне. Тогда он успел поведать ей все, что он думал о простом семейном счастье и уюте, и попросил не дать ему переменить свое мнение в минуты слабости и счастья. Свое обещание она исполняла, и музыкант клятвенно уверял ее, что через пару дней они обязательно уедут.
Но пара дней проходили, а синий Понтиак так и продолжал стоять у черного входа дома вдовы Мэддок, а Гэбриэл продолжал музицировать, сидеть в баре и шляться с Линдой по окрестностям.

***
- Какой интересный у тебя жених, - сказала как-то вдова Линде, - весь город о нем судачит. С каждым он побеседует, каждого поддержит, а играет, говорят, так что дух захватывает.
- А что же вы, мисс, не ходили на его концерты.
- А я никогда музыку не любила, вот Уильям мой, тот обожал просто, и граммофон у нас дома стоял, а уж чердак забит был пластинками так, что пройти было сложно. Уж не знаю как он в них разбирался, но у нас тут всегда музыка играла. Я не против была – мне то что, играет что-то приятное, а муж мой мог часами перед граммофоном сидеть.
- Серьезно? Но почему же сейчас у вас я не видела граммофона.
- Когда умер Уильям, все мне это так о нем напоминало, что просто невыносимо становилось, вот я и выкинула все это. А там, может, бродяги подобрали, а может, река унесла.
- Представляю, как Гэбриэл удивится, если узнает.
- Не стоит ему рассказывать, он удивительный человек, но не стоит.
- Почему?
- Знаешь, дорогая, такие как он, появляются из ниоткуда, и горят так ярко, что глаза слепит, а я и так стара стала, боюсь совсем ослепну.
Линда чуть вздрогнула «Там ты был просто ангел рока» - вспомнила она их первое знакомство. Как это неожиданно перекликалось со словами их хозяйки.
- И знаешь, что, - продолжила мисс Мэддок, - они не только ярко горят, но и быстро сгорают, оставив о себе горький пепел воспоминаний в душе. Поостереглась бы ты его, девочка.
- Я не дам ему сгореть, - твердо ответила Линда, - никуда он не денется
- Эх, молодость, молодость, - вздохнула вдова.

***
- Дядя Гэбриэл, - дернул его за рукав мальчик, - говорят, вы помогаете людям с проблемами.
- Обо мне много говорят, - засмеялся музыкант, - что тебя ко мне привело.
- Я не знаю, что мне делать, я всегда слишком боюсь, если что-то вокруг происходит.
- Правда? – Гэбриэл усадил ребенка на стул, - а как тебя зовут?
- Меня зовут Дэвид, я живу у самой реки с мамой и папой.
- А их не Ирвин и Джейн Ронсель зовут?
- Да, так их и зовут.
- Ясно, а почему ты не хочешь с ними поговорить?
- Я не хочу их огорчать, они думают, что я хороший, а на самом деле я такой трус…
- Ну, прекрати, они всегда будут так думать, ведь ты же их ребенок. Но расскажи мне, почему ты думаешь, что ты трус?
- Каждый раз, когда что-нибудь происходит, я всегда боюсь сделать что-то не так, а потом еще долго вспоминаю, что сделал и мне кажется, что я мог сделать лучше, и что я зря так поступил тогда.
- Вот как ты думаешь, если я увижу, что ко мне ползет змея, и ее надо отбросить ногой подальше, но она может меня укусить – я испугаюсь?
- Ну, вы такой взрослый – конечно нет.
- Нет, я испугаюсь - ведь я могу не успеть достать ее ногой, она укусит меня, и я умру. По-моему тут есть чему пугаться.
- Есть, - неуверенно протянул малыш.
- Вот видишь, но я все равно отброшу ее ногой в траву. Смотри, я испугался?
- Испугались.
- Но все равно сделал так, как должен был
- Верно
- Так почему же я должен считать себя трусом. Только потому, что я испугался? Да, я испугался, но я же преодолел свой страх. Не боится только глупый, а храбрый человек боится, просто у него хватает силы собраться и сделать то, что надо. Понимаешь?
- Понимаю, - мальчик начал улыбаться.
- А то, что ты потом вспоминаешь, и укоряешь себя за то, что сделал. Ты же этого не можешь изменить. Верно. А значит, и мучить себя не надо. Вот так вот. Так что ты не трус, ты очень даже храбрый, и на самом деле ничего не боишься. Но, - тут Гэбриэл наклонился и посмотрел мальчику в глаза, - я сейчас тебе расскажу одну вещь. Ты ее может, не поймешь сейчас, но запомни ее. Хорошо?
- Хорошо, - ответил ему Дэйв, завороженный важностью момента.
- На свете есть всего одна вещь, которую надо бояться. Остальное не страшно. Но если ты будешь знать, что это, ты сможешь сделать так, что с этой опасностью никогда не встретишься.
- Это война? – спросил мальчик
- Нет, это не война. Она тоже страшная, но не настолько. Это ты сам.
- Как это, - почти шепотом спросил Дэйв
- Ты никогда не можешь знать, что вдруг ты захочешь сделать. Если от своих врагов ты всегда ждешь чего-то нехорошего, и от друзей иногда тоже – то от себя самого ты не можешь ожидать подвоха. А он будет шептать тебе «да ладно, все обойдется», когда ты, пойдя на поводу, решишь сделать глупость. А когда придется отвечать за то, что ты сделал, отвечать будешь ты один, а он спрячется где-нибудь в укромном уголке твоего сердца и затихнет. Поэтому, всегда следи за собой, опасайся легких путей…
Вдруг музыкант рассмеялся
- Ладно, не бери пока в голову, станешь постарше, тогда поймешь – а пока беги домой, ты один из самых храбрых мальчиков, которых я видел.
- Правду говорят, что вы святой, - радостно засмеялся мальчик, и побежал к выходу, - я так и знал, что вы мне поможете.
- Святой? – удивился музыкант, - это что-то новое, когда это такое успели придумать.
- Так только об этом и судачат, - подал голос Оливер, - то ли проповедником считают, то ли святым.
- А ты сам как думаешь? – поинтересовался у него Гэбриэл.
- Слыхал, я о такой хитрой штуке – «психоанализ» называется. Мол есть люди, которые этим занимаются, помогают людям самим в себе разобраться…Вот и у вас такой талант есть. А в святых я уж, простите, не верю, - оба сына во Въетнаме погибли – святые такого не допустили бы.

Добавлено (24/11/2009, 15:56)
---------------------------------------------
***
- Гэбриэл – мне нужен ваш совет.
- Почему бы и нет? – ответил музыкант, - присаживайся, Гленн
- У меня есть такое впечатление, что я всем нужен и не нужен никому.
Гленн был плотником, и притом очень хорошим, город по праву гордился тем, что именно у них в доме живет такой талантливый человек. Оливер частенько говорил, что не будь этого человека, Мерси Фоллз просто бы развалился в самом буквальном смысла. Однако, он действительно был человеком немного замкнутым с этим спорить было трудно.
- Интересная мысль, - сказал Гэбриэл, - но ты не первый, кто ее озвучил, попробуй объяснить, в чем дело.
- Это сложно объяснить, меня в деревне все уважают и гордятся мной. Стоит чему то случится, со мной стараются посоветоваться в первую очередь, и, чего уж тут скромничать, я обычно даю хорошие советы. Со мной здороваются на улице, наливают в баре, и спокойно дают в долг в магазине. Если в городе случается, что-то не сильно хорошее, я могу даже не сомневаться – скоро в мою дверь постучатся. Иногда мне даже кажется, что мне некуда деться от всех просьб и желаний.
- Жаль, что ты живешь не в Нью-Йорке, - вдруг перебил его музыкант
- Почему это жаль.
- Потому что тогда бы я предложил тебе способ, после которого, ты бы никогда не считал, что всем от тебя что-то надо
- Так расскажи его мне, почему то, что подходит для Нью-Йорка не подойдет для нашего города
- Потому что я бы тебе посоветовал встать с утра где-нибудь на Манхэттене, на пересечении улиц, просто прислониться к стене в тени небоскребов.
- Всего лишь?
- Всего лишь?! Ты бы увидел, как мимо тебя проходят сотни, нет тысячи людей, идут по своим делам, торопятся, спешат, радуются или огорчаются, но им от тебя не нужно ничего. Никому, понимаешь, никому из этой многоликой толпы ничего от тебя не требуется, даже спросить время, потому что над тобой висят часы, и им можно доверять в этом вопросе больше, чем тебе. А через час, два, три, день в конце-концов, если ты уж совсем непробиваемый чурбан, ты начнешь с радостью замечать тех немногих, кто просто посмотрит тебе в глаза, проходя мимо, И эту радость ты не забудешь никогда в жизни.
- Действительно странный метод, - хмыкнул Гленн, - но есть и вторая проблема, - то, что я на самом деле никому не нужен.
- Еще интересней.
- Если вокруг ничего не происходит, совсем ничего, все хорошо, прекрасно, солнце светит и ни одна ступенька не скрипит на лестнице, никто даже не зайдет ко мне узнать как дела, никто не предложит пойти сыграть пару партий в покер, только, если у кого вдруг на душе неспокойно, и, опять же, надо поговорить по душам. И плевать, что в это время со мной творится. Такое впечатление, что я что-то не так делаю, как-то не так себя веду. Может, ты объяснишь?
- Ну, как бы тебе сказать, отчасти ты сам тут виноват, тебе же приятно, что к тебе обращаются за помощью, просят совета. Не отвечай, не было бы приятно, ты бы у всех перед носом дверь бы захлопывал. Вот поэтому все и считают тебя в первую очередь профессионалом, а если ты профессионал, значит не обычный смертный, к тебе просто так подойти даже боязно. Кто знает, что в свой личной жизни ты делаешь. А насчет поговорить по душам – ты сейчас ко мне зачем пришел? Не подумал? – улыбнулся музыкант, - а желание придти, со мной пивка выпить – не возникало? Тебя припекло, ты и пришел. Не находишь ничего общего? По-моему почти один и тот же случай, за исключением одной, может, вещи. Мне такое положение вещей нравится. Я получаю от этого удовольствие. А ты грызешь себя сомнениями. Твои сомнения – вещь полезная, пока не мешает тебе получать удовольствие от жизни. Тогда тебе остается простой выбор – либо научиться получать удовольствие от того, что есть, либо начать что-то менять. Но самое главное – в этот момент, сомнения надо отбрасывать, иначе ничего не получится. В такие моменты, надо просто сказать себе – я прав и все тут. Это остальные не понимают. А я один единственный и неповторимый. Ну, как тебе?
- А ты знаешь, - вдруг обрадовался Гленн, - ты прав, ты чертовски прав. Действительно, если надо что-то менять, сомнения только мешают. И их надо отбросить. Знаешь что, - он пожал музыканту руку, - спасибо тебе огромное, если ты тут еще на пару дней задержишься, обязательно, забегу с тобой пивка попить.
- Удачи, - шутливо отсалютовал ему Гэбриэл, - буду ждать.

***
- Так, говоришь три дня и в путь? – спросила Линда
- Именно, теперь уже точно, у меня такое впечатление, что свой запас добрых слов я тут исчерпал, - ответил Гэбриэл. Они стояли, обнявшись, под струями водопада, тихий шелест которого, наполнял спокойный летний день музыкой поющей воды. Словно в центре циферблата – время текло вокруг них, и лишь там, где они стояли, его не существовало, минутные, секундные, часовые стрелки прокручивались у них под ногами, не замедляя ни на секунду свой неумолимый ход. И ни музыкант, ни девушка, не хотели возвращаться обратно в тот чудесный, безумный, непредсказуемый мир, сколько бы новых приключений он им не сулил. Не сейчас, чуть позже, они обязательно вернутся, ну а пока – пусть все остается, как есть, пусть этот миг, оплавляясь в памяти каждого из них, останется на всю жизнь, таким ярким, таким реальным, что даже через много лет можно будет вспомнить каждую мелочь – радугу на крыльях стрекозы, шум капель, запах воды, оттенок солнечного света, смешанный кем-то специально для этого момента – все это бесценно, куда важней, чем тысячи слов, которые он мог сказать ей, или она ему. В конце-концов, они прекрасно знали цену словам, и ценили моменты, где слова были лишними.

Но все когда-нибудь кончается, и солнце начало потихоньку клониться к закату. С сожалением они поняли, что пришло время уходить – ведь в такие моменты главное знать меру, иначе из фантастической картины, они превратятся в простой плакат на стене.

***
Ночь опустилась на Мерси Фоллз цикады и сверчки затрещали в зарослях, где то пронзительно закричала ночная птица. Горожане, как обычно собрались в баре, чтобы послушать клавишные импровизации Гэбриэла, которому за пару недель уже надоело играть чьи-то произведения, и поэтому, последние несколько дней он устраивал что-то вроде смеси концерта и джэм-сейшна.
Люди с интересом слушали безумства музыканта, когда неожиданно погас свет. По залу пошел шепоток, люди стали оглядываться вокруг, и пытаться понять причину неожиданного событий.
- Не беспокойтесь, - приободрил их музыкант, - я уверен, что скоро все придет в норму. Чтобы немного развеять обстановку, он стал играть Скотта Джоплина. Вначале Вальс, потом Красотку, и, почувствовав, как поднимается настроение слушателей, он стал играть Кленовый Лист. Где-то на середине композиции, в зал вбежал запыхавшийся Дэйв.
- Дядя Гэбриэл – помогите. Они забрали папу и маму.
Так и не законченная нота повисла в воздухе.

- Кто забрал? – в наступившей тишине, голос музыканта прозвучал неестественно спокойно.
- Дядя Гленн, и еще трое людей, я их не знаю, у них всех были пистолеты, я даже не успел ничего понять.
- Гленн? - вдруг послышался чей-то голос. – Он же давно сох по Джейн
- Точно-точно, - поддержали его в толпе, - сколько раз он ей предложение делал? Пять, шесть раз?
- Да кто помнит…
- Тихо! – кто бы мог подумать, что у старого бармена может быть такой громкий голос, - хватит базар разводить.
- Если вы знаете, что это Гленн, - все тем же ровным голосом спросил Гэбриэл, - куда он мог их повести?
- В старую усадьбу…
- Точно, в старую усадьбу…
- Хватит, - опять крикнул Оливер, - вы что, вестернов с Джоном Уэйном насмотрелись? Какую старую усадьбу?
- А куда, - музыкант обернулся к бармену.
- Мы можем позвонить в полицию. А он, всегда был очень умным. Где у нас есть телефон? На телеграфе. Значит, он наверняка заперся на почте.
- Где почта? – Гэбриэл встал
- На въезде в город, вы же ее проезжали, - такое нарядное белое здание.
- Отлично, - Гэбриэл достал револьвер и направился к выходу
- Стой, куда ты, - Линда загородила ему дорогу.
- Догадаешься, - мрачно ответил музыкант, - это я виноват в том что случилось
- Но что ты сделаешь? – попытался остановить его бармен
- Да, добрым словом ты его не остановишь, - поддержала его Линда.
- Только сегодня я сказал, что свой запас добрых слов я исчерпал. К сожалению, я даже не подозревал, насколько был прав. Что же, Аль-Капоне говорил, что добрым словом и пистолетом можно сделать куда больше, чем просто добрым словом. Сейчас проверим.

***
Ветер трепал его волосы, когда он подходил к зданию телеграфа. Он не стал кричать громких фраз, обещать возмездие, или делать что-то еще, что так любят делать киногерои.
Вместо этого, он просто нашел открытое окно на первом этаже здания, и тихо проник внутрь. В темноте не так уж и сложно было казаться незаметным, только лунный свет давал хоть какое-то освещение. Стараясь почти не дышать, Гэбриэл крался по коридорам на звуки, раздававшиеся со второго этажа здания. Входную дверь караулил один из головорезов. Вначале, музыкант взял его на мушку, но потом передумал, выстрел, особенно ночью, переполошит не то, что тех, кто сидит на втором этаже, но и всю округу. Поэтому, он зашел парню за спину, в этот момент, тот обернулся, и в его глазах смешались крайнее удивление и ужас. Гэбриэл узнал в нем, одного из тех, кто приходил к нему на концерты.
- Тсс, - прошипел музыкант и со всего размаху опустил рукоятку револьвера на голову противника. Тот осел, и музыкант аккуратно положил его у выхода. Продолжив свой путь, он добрался до лестницы, где его насторожил странный шум. По лестнице вниз спускался еще один сообщник Гленна.
- Твою… - начал он, но Гэбриэл не дал ему договорить, прозвучал выстрел – и бандит упал вниз.
- Гленн, у нас проблемы! – донеслось откуда-то сверху, - мы так не договаривались!
- Теперь поздно что-то менять, - прозвучал в ответ голос плотника, - разбирайся с проблемами!
Щеку музыканта ожгло, и он почувствовал струйку теплой жидкости, побежавшую по ней. Пуля задела его по касательной.
В револьвере осталось четыре патрона, лихорадочно соображал музыкант. Значит, стоит их поберечь.
Он укрылся за углом и взял лестницу на прицел. Однако и противник, хорошо понимал, чем грозит ему спуск вниз, поэтому он просто спрыгнул вниз, и перекатился за лестницу, сжимая пистолет.
Гэбриэл в свою очередь тоже сменил позицию, попытавшись встать так, чтобы контролировать движения противника. Тот, подгадав момент, выкатился из-под лестницы и выстрелил. Пуля попала музыканту в ногу, и он рефлекторно нажал на спусковой крючок. Радостное выражение бандита навсегда осталось на его лице, удача явно сопутствовала Гэбриэлу.
Медленно поднявшись наверх, он нашел Гленна в комнате. В глаза его стояли слезы.
- Где они? – заорал музыкант
- Их…их нет, - плотник обернулся к Гэбриэлу. – Скажи, что я сделал неправильно? Ведь я сделал все, так как ты советовал. Мне надоело жить так, как я живу, я решил все поменять. Я отбросил сомнения. Я убедил себя в том, что я прав, я привел их сюда, я был уверен, что Джейн поймет – я стал другим. А она? Вместо того, чтобы пойти со мной, она бросилась под пулю, которая предназначалась Ирвину. И они ушли вместе. Даже здесь я оплошал, я остался один. Но ведь я прав? Ты же сам говорил, что сомнения мешают меняться
- Нет, - ответил ему музыкант, поднимая револьвер, - каждый совет можно использовать по разному. Каждый совет можно подогнать под то решение, которое тебе нравится. Ты употребил мой совет во зло, и теперь пытаешься убедить меня в том, что это я виноват с том, что дал тебе такой совет. Ты не просто глупец, ты еще и трус, каких мало. Ответственность на том, как использовать чужие советы лежит только на тебе самом. Мне противно видеть, как можно исказить мои слова, не ожидал я, что ты такое сделаешь?
- И что же, что теперь ты сделаешь? Добрый дядя, дающий добрые советы? Ты ведь знал, что у всего, что ты скажешь два смысла. Плохой и хороший. Так почему ты мне посоветовал. Может, я бы не решился?
- Потому что, Гленн, я верю в людей, а ты не смог этому научиться.
Раздался выстрел.
Несколько секунд спустя ключ зажигания в чей-то машине завел двигатель, и она с визгом скрылась в неизвестном направлении.

Добавлено (24/11/2009, 16:08)
---------------------------------------------
мля, что за криворукая механика? какого черта я не могу добавить последний отрывок полностью?
ДОбавляется пара кастрированных строчек и все