It sure was a long long long hot summer night
As far as my eyes could see
Well my heart was way
down in a cold cold winter storm.

Well my darlin' where can you be? Where can you be baby?
Where can you be?

Раздалось из приемника, Гэбриэл улыбнулся – в какой уже раз? Сьюзан – случайное мимолетное знакомство – если бы не обстоятельства, она, наверное, уже давно пожелала мне удачи, в том сумасшедшем доме, куда его, по ее мнению, должны были упечь. Брэнда – о, она была мила – но для нее он был мимолетным приключением, и сколько еще их было и будет, тех прекрасных, остроумных, наивных, доверчивых... Нет, хватит с него всего этого, каждый раз прыжок в машину, газ в пол, и куда глаза глядят, лишь бы подальше оттуда, где они, все эти чудесные и распрекрасные. Его дорога – это его личное дело, кто-то рядом будет только мешать, сбивать с толку. И так соблазнительно – осесть где-нибудь с любимым человеком. Домик, садик, дети – и опять этот замкнутый круг, с утра до вечера, пока чья-то рука не кинет первую горсть земли на крышку твоего гроба. Но это только физическая смерть, а раньше, гораздо раньше – деньги, пища, кров, дети – и все идеи, все что так хочется рассказать всему миру – постепенно отходит на второй, третий, четвертый планы, а там и совсем стирается из памяти. Или же наоборот – все, что так долго вынашивал и лелеял, вдруг переходит на тонкие бумажные страницы, пахнет свежей типографской краской, расхватывается с полок магазинов в момент – признание, почет и опять деньги – и опять сытое благополучие убивает все что можно. И может даже удастся написать еще парочку «трудов» - перефразировать одно и то же, что с жадностью прочитают последователи и поднимут изречения на свои знамена. А ты все равно превратишься в зомби, как бы не старался – сытость убьет. Гэбриэл невесело улыбнулся. Вот так вот. А говорят, самое страшное – это коммунизм и ядерная война. А самое страшное – это возможность выбирать. И почему-то он, неисправимый романтик, всегда убегает от своего счастья.
Хотя, - он прибавил скорости – почему он решил, что все так плохо. Чем не счастье – он выкинул второй окурок в пустынный закат, и музыка, что надо

Where are you on this ah hot cold summer?
Where are you on this ah hot cold summer?
Where are you on this ah hot cold summer night?

Пел Джимми, и печаль постепенно уступала место странной умиротворенности. Столько еще надо сделать, столько спеть, а главное рассказать. Гэбриэл искренне верил, что только разговор может заставить человека понять идеи его собеседника, никаких посредников – только голос. Только там где звучит голос – рождаются новые религии и новые идеи. И какая разница, как и откуда он звучит? Чем песня хуже проповеди, чем концерт хуже молитвы. И поэтому немало миль ему еще предстоит проехать. Конечно, один человек не изменит целый народ, если этот человек – всего лишь безымянный мечтатель на синем Понтиаке, но кто сказал, что следует изменить всех? Те, кого он повстречал, тоже молчать не будут. Да и кто вообще сказал что, то, что он делает, имеет смысл? Не та эта ценность, которую он бы нарисовал на своем флаге.

Двигатель вдруг начал чихать, Гэбриэл бросил взгляд на приборную панель – топливо было на нуле. Вот и отлично. Он рассмеялся и вышел из машины. Заглянув в багажник, он выудил оттуда бутылку виски.
- Прекрасное начало нового этапа моей жизни, - пробормотал он, делая музыку громче – аккумулятора должно еще хватить, а он пока устроился поудобней. Так чтобы закат был виден во всей красе.
- Твое здоровье! – отсалютовал он бутылкой заходящему солнцу, а приемник подпевал:

The morning is dead and the day is too
There's nothing left here to lead me, but the velvet moon
All my loneliness I have felt today
It's a little more than enough to make a man throw himself away
And I continue to burn the Midnight Lamp, alone

***

Линда хмуро сидела в одном из баров, выходящих окнами на Стрип. Он как обычно мигал и переливался огнями неона, повсюду царило оживление, люди проигрывали и выигрывали, счастье, радость, горе и безумие шли в этом городе рука об руку, до недавнего времени ей это казалось забавным. Даже стоящим пристального внимания. В конце концов попасть после захолустного мирного городка в мир греха и порока, сам по себе сюжет, достойный кисти акулы пера. Но во всем этом великолепии, во всем лоске и блеске – было что-то, что отталкивало. Гэбриэл это чувствовал особенно остро, каждую ночь он играл в каком-нибудь из казино или баров средней руки, его звали, начинали узнавать на улицах, но сам он жаловался Линде, что никакой радости от этого не получает
-Люди приехали развлекаться, - говорил он, - проматывать деньги, - и души их закрыты наглухо. Наверное, я скоро отсюда уеду.
- Ты? А как же я? – спросила тогда Линда.
- Твоя судьба теперь в твоих руках, - я ей не хозяин. А со мной слишком опасно – ты же знаешь, - рассмеялся он, - фанатики опасные люди
- Ты сам сказал, что ты ангел, так что никакой ты не фанатик, и я никуда тебя одного не отпущу.
- Линда, - поморщился музыкант, - давай не начинать этот разговор снова
- Нет, мы начнем его, - девушка, похоже, вышла из себя, - сколько можно тебе объяснять, ты показал мне этот мир, ты раскрыл мне глаза. Ты не фанатик, ты просто чудак и романтик, и то, что ты прикидываешься циником, меня не проведет. А я…я сама отлично знаю каково приходится в этом мире безобидным чудакам и романтикам – пойми, я такая же как ты, и я хочу и дальше быть рядом с тобой. Ты нужен мне, а я нужна тебе – признай же это, наконец.
- Пойми и ты, наконец, - вспылил музыкант, - я не Бог, не пророк, хотя и люблю напустить туману, я говорю то, что думаю, и из-за этого частенько имею проблемы. Мой взгляд на мир ненормален, и мне это к тому же еще и нравится. Но я готов держать ответ за свою ненормальность. А ты считаешь, что то, что я говорю надо принимать на веру и считать руководством к действию, даже не подвергнув хоть каким-то сомнениям. Я готов отвечать за свое безумие, но я не хочу, чтобы за него страдал кто-то другой, тем более ты. Я не создаю религию, мне не нужны мученики, как ты этого не понимаешь?
- Это ты многого не понимаешь, - тихо сказала девушка, - ты прав, не стоило начинать этот разговор снова.
А на следующий день он сбежал, сказал, что был слишком резок прошлым вечером, попросил прощения и в качестве извинений повел ее на какой-то вестерн с Джоном Уэйном. В середине фильма, он отлучился «покурить» и больше не вернулся. Добродушный охранник рассказал ей, что мужчина, севший в синий Понтиак, поехал в сторону шоссе I-15, ведущего на север. Но догонять беглеца ей было не на чем.
И вот – весь день она без дела слонялась по городу. Особой радости ей это не доставляло. Пожалуй, только если изрешеченный пулями форд, на котором печально знаменитые Бонни и Клайд наводили ужас на юг Америки, вызвал у нее хоть какой то интерес. Да и то, по ассоциации с ней самой и Гэбриэлом.
В итоге, вечер застал ее пьющей кока-колу и мрачно глазеющей на Лас-Вегасский Бульвар( именно так официально назывался Стрип). Итак, этот чертов мечтатель все-таки добился своего и тихо слинял. Жизнь без этого чудака, казалось невыносимо скучной в этом городе развлечений. Черт бы побрал всех этих рыцарей, зло подумала Линда, не важно, поводья боевого коня они сжимают или руль Понтиака 58го года выпуска. Все те же твердолобые болваны, считающие своим долгом, в первую очередь защитить даму. Линда чуть не стукнула кулаком по столешнице от досады. Ну почему нельзя спросить, хочет ли она сама, чтобы ее ограждали от опасностей. И почему из всех возможных решений эти дурни всегда выбирают самое идиотское. Девушка все больше и больше злилась. Она вспомнила слова своей матери «Нет, дорогая, время рыцарей прошло, теперь, если чего-то хочешь, надеяться надо только на себя». Нет, мама, не совсем прошло еще время рыцарей, остались еще идиоты с кодексом чести, непонятного применения, но в одном ты точно права – пока в свои руки все не возьмешь, счастья не поймаешь. Линда пересчитала купюры в бумажнике.
***
- Хорошо, я хотела бы взять его в аренду на 3 дня
- Конечно, мисс, - клерк улыбнулся симпатичной молодой девушке, - простите за вопрос, а вы умеете на нем ездить?
- Не беспокойтесь, - Линда всячески пыталась изобразить уверенность, тянуло пока на «четверочку», - мой парень научил меня в свое время
- Тогда удачной поездки
«Харлей» ревел под ней как дикий зверь, теплый вечерний воздух бил в лицо, заставляя волосы развеваться по ветру, - шлем, она принципиально решила не надевать. Тяжелая машина неохотно входила в повороты, при этом, медленно, но верно набирая скорость. Сердце Линды бешено билось, и она никак не могла решить страх это, или экстаз.
Выехав на I-15, она вначале собиралась сбавить скорость, чтобы не пропустить знакомое лицо или машину, но потом, «Харлей» заревел, набирая скорость, девушка явно стала наслаждаться процессом. «
Ветер, асфальт, пустыня и горизонт – что еще нужно человеку для счастья?» - закралась в голову шальная мысль.
***
"No reason to get excited," the Thief he kindly spoke.
"There are many here among us, who feel that life is but a joke.
But you and I we've been through that, and this is not our fate.
So let us not talk falsely now, the hour is getting late, hey."

- Черт возьми, какие слова, а? – воскликнул Гэбриэл, обращаясь к пустыне, - ты думаешь, меня можно испугать одиночеством? Я привык к нему, так что найди страшилку поинтересней, я то знаю, что ты его любишь, а я? Я просто не против. Так что у нас есть немало общего. Я знаю, что ты это знаешь, так что у тебя просто не хватит духу меня здесь прикончить. Вот видишь, старина, - эти слова относились уже к его верному Понтиаку, - нам нечего бояться мы ведь с ней почти друзья.
Солнце уже почти зашло за горизонт, но теплый воздух еще пока оставался таковым, и жизнь казалась ему прекрасной – тем более в бутылке еще что-то плескалось. А если все-таки ему не удалось понравиться загадочной восточной даме, – какая разница, где отбросить копыта. Нет, жизнь определенно удалась, и не стоит сожалеть о том, что не успел. Ведь этого уже не будет. И ни кому от этого не станет ни холодно, ни жарко. И он определенно не собирался себя жалеть или оплакивать, его все устраивало и так.

All along the watchtower, princes kept the view
While all the women came and went
Barefoot servants too.

Продолжал петь Хендрикс, пусть и не он придумал эту песню, а Боб Дилан, тот еще романтик, которого не испортили деньги и слава. Хотя, Гэбриэл не смог припомнить ни одного блюзмена, которого бы они по настоящему испортили. Правильно говорят, когда хорошему человеку плохо – он поет блюз. А плохо ли ему самому? Да ничуть. Он уже свыкся с тем, что по пути приходится терять людей, даже если не хочешь, даже если можешь оставить их рядом с собой.
Так он и проводил время, на крыше машины, в компании пустыни, заката, и бутылки виски, и словно ангелы-хранители присматривали за ним Джимми Хендрикс и Боб Дилан.
Что еще нужно хорошему человеку, чтобы справится с сомнениями? Еще очень много или…ничего!

Outside in the cold distance, a wildcat did growl,
Two riders were approaching,
And the wind began to howl, hey.

- А что это за зверь несется навстречу своей судьбе в такое время? – театральным голосом спросил полупьяный музыкант, - еще один несчастный, не догадывающийся о смысле своего существования? Или, наоборот, исключительно свободный человек, которому не нужны мои надоедливые бредни? В любом случае – пусть едет дальше, сегодня ночью я не в настроении рассказывать сказки. Сегодняшний вечер только для меня

Линда увидела на обочине дороги, машину, на крыше которой расположился человек, он видимо что-то кричал, впрочем, на этих просторах еще и не таких чудаков встретишь…Чудаков? Она пригляделась и поняла, что перед ней вырастает синий Понтиак 1958 года. Ударив по тормозам, она спрыгнула со своего «коня», и побежала к машине.
- Линда? – вид у Гэбриэла был озадаченный и глупый – а мы тут с пустыней…ведем философские беседы.
- Ты что, убежал от меня чтобы хорошенько напиться? – спросила она его, - это ты мог и в моем присутствии сделать.
- Да нет, - засмеялся он, - просто бензин кончился
- И после этого ты опять будешь кричать, что без меня не пропадешь?
- Нет, - вдруг серьезно ответил ей музыкант, - от судьбы, видать не уйдешь, придется пропадать вместе
Около полуминуты, девушка стояла и смотрела на него, пытаясь сохранить рассерженный и серьезный вид, а потом вдруг расплакалась
- Гэбриэл, - всхлипнула она у него на плече, - ты обещаешь больше не убегать от меня. Без тебя я…я просто не знаю что делать и как жить.
В ответ он просто поцеловал ее
- Я конечно, многого не понимаю, но что-то увидеть способен. И на этот раз убежать от этого мне не удастся. Теперь уже никогда

А приемник играл звуки, которые складывались в аккорды и, наконец в мелодию. Мелодию, которая называлась «…And the Gods Made Love»

в рассказе использованы тексты песен The Jimi Hendrix Experience "Electric Ladyland"

жду ваших отзывов

Это третья из 5 частей серии "Трубач"